ХУДОЖНИК

***

Б.Б. Филиппову

… а город-полутон
цветные слышал сны,
летевшие с холстов
стеклянною капелью –
застывший перезвон
застенчивой весны,
мосты, что сведены
меж мартом и апрелем,
расхристанных ворон,
смиренных сизарей,
рекой разъятый лёд,
распахнутые тучи,
и пропасти окон,
и звёзды фонарей,
и клочья синевы
над мраморною кручей…
…а город-полутон,
в тягучем полусне
качаясь, плыл вперёд
виденьем бестревожным.
Но пробили часы –
и сник последний снег,
и в мир ворвался день,
и был рождён художник…

1997 г. Санкт-Петербург


***

Троица-трёхстишие,
Триединство света.
Голоса чуть слышные
Клеверного лета.
В доски вековечные
Вписанное Слово –
Сны медово-млечные
Юного Рублёва…

1997 г. Санкт-Петербург



А. Буганину

Упало Солнце в низкие холмы
И маятник застал в полукачаньи,
Когда я уходил, храня молчанье,
В страну, где нет ни лета, ни зимы,

Где бьётся в кубках красное вино,
Где светятся гранатовые зёрна
И где фигляр-огонь, в камине чёрном
Танцуя, ждёт меня давным-давно,

Где клык вулкана древнего, как смерть,
Кружа над морем, облако кусает,
Где женщина пернатая бросает
Меня в свою цветную круговерть.

1995 г. Уфа


ВЕСЁЛЫЙ МОНАХ

К картине А. Буганина

Он умрёт в понедельник, в апреле безвестного года,
Остановится сердце, положенное отстучав.
Это будет внезапно, за двадцать минут до восхода.
Это будет логично – без исповеди и врача.

Он умрёт не проснувшись – не вынырнет из сновиденья –
Не возникнет желанья покинуть свой красочный мир.
Будет очень легко ему и в бесконечном паденьи
Без остатка он канет в созвучия ангельских лир.

1995 г. Уфа



АГАСФЕР

К картине А. Буганина

Двадцать веков за усталою этой спиною,
Две тысячи лет под ногами дорога пылит…
Сколько пророков с тех пор стало просто золою,
Сколько ещё их родится и сколько сгорит…
Вечная жизнь это семя в муку перетёрла,
Покаянья не слышно за лязгом её жерновов.
Капля за каплею – дни, как сукровица горлом,
Тихо сочатся со стиснутых в муке зубов.
Тянется путь в бесконечность без снов и привалов,
Сердце под рёбрами бьётся надеждой на смерть.
Двадцать веков – это так изнурительно мало
В сравнении с тем, что ещё предстоит одолеть.

1995 г. Уфа



***

С. Хвостенко

Снова Город одежды сменил,
снова сменил лица
И, как крестные муки,
потянулись по миру тени…
Это осень, сестра.
Это осень – и нам не спится.
Это осень – и тронут наш сад
золотым тленом.
Это осень, сестра –
и впадает Нева в Лету,
И вороны клубятся молча
над речкой чёрной,
И уже срифмовался так
«поэт» с «пистолетом»,
Что ладони зудят
у звонарей церковных.
Это осень, сестра,
это осень – ты слышишь? Осень!..
Это дни, когда мы обязаны
жить вечно,
Когда мы у Бога
совсем ничего не просим,
Но идём рядом с Ним
по дорогам Его млечным…

1997 г. Санкт-Петербург



ПОЭТ

Шаг за шагом, из боли в небыль
Выверяя свой вечный путь,
Подчиненный Земли и Неба
Познаёт мирозданья суть.
Битый солнечным рыжим ветром,
Кожей чующий каждый ритм,
Он – охотник за тьмой и светом
В обиталище строк и рифм.

Счастливой охоты!
На дорогах кривых,
На сплетеньях безверий и вер,
На ветвях оживающих верб,
На полянах грибных!
Счастливой охоты!
В огоньках папирос,
В глухомани брусничных болот,
В перезвуке молчаний и нот,
В перестуке колёс…

Бьётся пульсом живого слога
Заповедное ремесло,
Где зверями ползут из логов
Череды филигранных слов,
Где к рассвету блажен Творящий,
Где и гибель, и взлёт, и плеть,
Где спасение – мир лежащий,
Словно рукопись, на столе.

Счастливой охоты!
В непроглядной степи,
В звёздной песне далёких волков,
В белых высверках глаз и клыков
Да в оконцах слепых…
Счастливой охоты!
Посреди тишины,
Посреди удушающих стен,
Посреди перегрызенных вен,
Посреди тошноты!..

Так отшельники Чуду внемлют,
Так умерших любимых ждут,
Так рожают и пашут землю,
Строят храмы и листья жгут,
Так со смертью о жизни спорят,
Так встречают в лесу пожар,
Так с креста на Иуду смотрят,
Так глотают кипящий вар.

Счастливой охоты!
Заклинатель свечей,
Серокрылый Вершитель Страниц
Из затерянной в небе страны
Неусыпных ночей.
Счастливой охоты!
Блудный пасынок сотни планет,
Брат дырявой сумы да молвы –
Полунищий Поэт…

Он однажды за всё расплатится –
Око за слово, зуб – за звук…
Но не в пыль голова покатится –
В упокой Божьих тёплых рук.
И достанется Богу Богово,
И к истоку придёт река.
Исцелят топором убогого –
Как обычно…
Ну, а пока –

Счастливой охоты!..

1996 г. Уфа



***

Раскрыли вороны
врата-глазищи,
Раззявили клювы
шире шири
И облака –
портянок не чище –
Над миром круженье
остановили.
Сбился звёздный табун
с круга,
Ангелов гомон:
«Что там? Что там?!!»
А патрон
в обойму входил упруго,
Желтизною блестя,
будто глаз чёрта…
Палец лёг на курок
уверенно,
Рука не спеша
поднялась к виску –
Пуле последний кредит
доверия!
Пуля всегда рада
броску!
Что толку в пьяности,
если есть свинец?
К чему кокаин,
если порох выдуман?
Пусть воют:
«Трус! Он выбрал лёгкий конец!»
Катитесь прочь!
Я больше не выйду к вам!..
Механизм пистолета
как стих – прост,
Пружина дёрнулась,
прямя свои кольца,
Пламя в гильзе
поднялось в рост –
И вот уже Солнце
на части колется…
А утром,
на следующий день после выстрела,
По улицам питерским
и московским
Мчались газетчики,
оря неистово:
«Граждане! Последние новости!!!
ВЧЕРА!
ЗАСТРЕЛИЛСЯ!!
ПОЭТ МАЯКОВСКИЙ!!!»


1994 г. Уфа



***

С. Хвостенко

Я услышал слова: «Да пребудет земля ему плахой...» -
И рванул пулей-дурой в слезящийся солнечный глаз.
Колотилось кровавое что-то под чёрной рубахой,
Но я знал – надо выжить. И в этот и в следующий раз.

Знал – нельзя потеряться в болотах слюнявых мнений,
Знал, что ждёт меня Город, где каждая тварь - Пророк,
Где так страшно плутать по задворкам чужих настроений,
Где так хочется вмазать «винтом» по сосудам строк.

Где открытые окна плюются к рассвету телами,
Чтобы повод найти для пролития слёз в некролог,
Где страницы газет запоздало пестрят именами
Тех, кто забил на всё потому, что иначе не мог...

Что ж, ловите меня, вот я весь – от зубов до ботинок,
Вот дрожит в перекрестиях улиц мой хрупкий висок...
Да, я знаю, что принцип игры проще детских картинок:
Или будешь играть, или пуля под левый сосок.

Или будешь играть, или сдохнешь от каторжной скуки,
Расползёшься по дням-простыням непотребным пятном
И, когда подопрёт, наложить на себя свои руки
Не сумеешь – ведь будут вонять эти руки дерьмом.

Так оставайтесь как есть – но земля не пребудет мне плахой!
Улетаю в горячий слезящийся солнечный глаз
И колотится что-то под чёрной моею рубахой.
И нельзя умирать мне ни в этот ни в следующий раз.

1994 г. Уфа



***

С. Хвостенко

Бог развесил над рекой
Облака-портянки...
Я вчера, такой сякой,
Нюхал их по пьянке.

Всё идёт дождём, ничего не ждём,
До креста б допиться – и ладушки,
А кормить ворон нам не в лом, не в стрём –
Вот те Юрьев День, вот те бабушка.
Вот те трын-трава, на траве - дрова,
На дровах - братья, голь голодная.
Где сума-тюрьма – разбирай сама
Да ложись на нары свободные.

Вот те каша, вот те щи –
Ставь ладошки ковшиком,
Спиртом душу полощи,
Режь по сердцу ножиком.
Налетай - подешевело,
Было - рубль, стало - жизнь,
Было - слово, стало - дело...
Эй, сеструха, знай-держись!

Вот те сласть-лафа, одурь-наркота,
Набивай карманы дырявые,
Вот те град Уфа, вот те Воркута,
Вот те в рай билеты халявные.
Вот те мир-любовь - забирай, сестра,
Не жалей о том, что не выпила –
Смерть тебе свекровь, я твой младший брат –
Хороша ж родня тебе выпала!

Ангел по небу летает,
Ловко крыльями сучит,
Не о нас ли пёсья стая
Под оконцем голосит?
Обломайся, гриф гитарин!
В мат молитвы преврати!
Я не русский, не татарин –
Как меня ты не крути!

По сверчку шесток да по венам ток,
Ржой кресты нательные съедены,
Кто на твой роток натянул платок,
Тот и пал на чело отметиной.
Сядь на кол-насест, схоронись от зим,
А коль с губ слетит слово пенное –
Вот те крест, а вот тебе сульфазин
Под рубашку твою смиренную.

1994 г. Уфа



***

Души на чёрных кладбищенских липах
В каплях дождя преломляясь, дробятся,
Хрустальною пылью тихонько шуршат по изгибам ветвей.
Ползают светлые блики по ликам
Усталых синиц и синицы боятся
Остаться скитаться по мокрой земле и не видеть людей.

Люди, лишённые душ, улетают,
Листьями лиц каменея в полёте
И линии крыльев точны безупречно и ломки, как лёд,
А души в предчувствии душного рая
Вслед им поют одинокие ноты
И смотрят синицы в молчаньи на облачно-каменный свод...

1994 г. Уфа



***

Чужая ночь над городом чужим.
Дремотный свет стекает с фонарей.
Рассеялись цветные миражи
В проёме кем-то запертых дверей.
Чужие тени бродят по углам,
Чуть слышно половицами скрипя
И спит душа, сожжённая дотла,
И сны её над крышами летят
Домой...
Усталые крылья несут их домой.
Домой –
В страну вековечных несчитаных вёрст.
Домой –
К погостам, заросшим седою травой.
Домой –
К апрельским слезам на ресницах берёз.

Ко сроку все молитвы возданы.
Густеет воск погашенных свечей
И темные глаза чужой луны
Венчают ряд обыденных вещей.
Как равнодушен тусклый этот взгляд
Но память продолжает ворожить –
И спит душа. И сны её летят
В чужой ночи над городом чужим
Домой...
В огромный и дикий заснеженный край –
Домой.
К морозным туманам в зените зимы –
Домой.
В страну журавлиных непуганых стай –
Домой.
К стогам на далёком востоке земли...

1998 г. Санкт-Петербург



***

Кровь-любовь, словечки-свечки,
Осень у порога...
Просят, просят человечки
Счастьица у Бога.

Беспробудно, днём и ночью,
Где б их не носило.
Кто большого, кто – не очень.
Что кому по силам.

1998 г. Санкт-Петербург



***

Как точили топоры палачи –
Искры сыпали, что рожь в закрома.
Как хрипели палачи: «Получи!..»
Отдавали плаху мне задарма.
Помню, трое их стояло вокруг –
Век живущих Ремеслом-на-Крови
И рубили в шесть натруженных рук
Да под самый корень крылья мои...

Не торопясь да с роздыхом
Били – говорили речи мудрые:
«Не летать тебе, - кричали, - по воздуху
Да ногами не топтать тучи хмурые.
Захотел, дурак, назвать себя вороном
Да в братья податься к ветру-раскольнику!
Ох, забыл, не посмотрел в нашу сторону
Перед тем, как сигануть с колокольни-то...»

Был мой первый душегуб ликом бел,
По плечам коса змеёю текла...
Я спросил: «Как звать тебя?» - он пропел:
«Мол, Любовью меня мать нарекла...»

А второй-то всё молчал – знать скучал,
Не впервой, видать ему убивать.
Я по нимбу разузнал палача
Да по имени не стал называть.

Вот я к третьему лицо ворочу
И – как будто кипятком по глазам!
То ль смеюсь я, то ли криком кричу!
Это ж... Мать-то вашу! Это ж я сам!!!

1995 г. Уфа



***

Ю. Ю. Ш.

Средь непрожитых нами Великих и Вечных Любовей,
На пустом перекрёстке дорог у границы веков
Мы глотаем отвар человеческой вызревшей боли,
Сотворяя старинный Обряд Написанья Стихов.
Горек вкус у питья, тяжела золочёная чаша –
Но одна лишь молитва родится с последним глотком.
«Наливайте ещё! Где та амфора звёздная ваша?
Ну а Боги иль Черти вы – мы разберёмся потом!..»

1998 г. Санкт-Петербург